Впрочем, сейчас это уже достаточно широко известная история, потому обойдусь без подробностей. Если вы еще не знаете, так зайдите и почитайте здесь: http://rukhakasia.livejournal.com/. Дело Афанасьева (а правильнее было бы сказать «новое дело Афанасьева» - в его практике это уже не первый, пусть пока и самый громкий случай) профессиональное сообщество журналистов ощутимо тряхнуло, а потом раскололо на два непримиримых лагеря. Попытаемся разобраться с позициями и той, и другой стороны.
Позиция первая: был бы человек, а статья найдется
С этой позиции, заявление о том, что в воздушных карманах под плотиной находятся люди, которые дают о себе знать стуками, никак не тянет на (цитирую УК РФ по памяти) «клевету и обвинение лица в совершении тяжкого преступления». Не тянет оно и на посев паники. Поскольку Афанасьев со товарищи кричали отнюдь не «спасайся, кто может», они кричали «спасай, кто может», они даже предлагали пути решения проблемы, которые вроде бы даже рассматривались спасателями, работающими на ГЭС. Впрочем, как бы то ни было, сами видите, посевом паники здесь и не пахнет. Нападок на конкретные лица там тоже нет. Потому приведенная выше юридическая формулировка выглядит недостаточно убедительной. Впрочем, этот вопрос вотчина юристов - им сподручнее разбираться в тонкостях тяжеловесных формулировок.
Для обычного гражданина интереснее другой аспект: возбуждением дела против Афанасьева создается прецедент. Прецедент «поиска крайнего», когда журналиста хватают и тащат в суд практически только за его репутацию, а также за то, что он подставился не вовремя. Когда наблюдаешь за этой ситуацией, появляется ощущение, что Михаил очень давно был на примете у властей, а сейчас просто подвернулся случай его закрыть. Повторю, это просто ощущение. Домысел, если угодно. Но факт остается фактом: журналиста преследуют за клевету, которой не было. Да, была определенная критика в адрес тех, кто ведет спасательные работы. Да, Михаил и его соавторы, возможно, погорячились. Но в условиях кризисной ситуации такая горячка вполне объяснима. Если перенести ситуацию на уровень общения двух абстрактных умных людей, получится следующее: гражданин А по горячке сказал в адрес гражданина Б гадость, тот не обиделся и не отвлекся от важного дела, а гражданин А, остыв, извинился перед гражданином Б. Как-то так.
Позиция вторая: «нюхач»
Это слово я нагло украл у своей коллеги Екатерины Чернышевой, с которой порядка семи лет проработал на радио «Абакан». Именно так Катя назвала Михаила в своем блоге. Слово очень верное, пусть и слегка оскорбительное. За что прошу прощения. Несмотря на все сказанное в предыдущем параграфе, факт, опять же, остается фактом: Афанасьев выдал в деликатной ситуации деликатную информацию, которая не могла быть подтверждена сразу же по горячим следам. Кстати, стопроцентного подтверждения этому до сих пор нет, а сегодня уже 26 августа (запись в блоге Михаила Афанасьева появилась, напомню, 19-го). А вот опровержение, пусть и частичное, есть - водолазы, работавшие на ГЭС и согласившиеся дать комментарии журналистам, единогласно говорили что-то вроде: «Какие стуки?
Там же гул такой!» То есть, если мы рассмотрим ситуацию с чисто профессионально-журналистской точки зрения, то получится, что Михаил, проработав в сфере СМИ не один год и обладая острым нюхом на всяческого рода «сенсации» (как позитивного, так и негативного плана), построил домысел, который не смог впоследствии подтвердить. Кстати, если судить по живому журналу Михаила, то этим подтверждением он особо и не озадачивался. То есть, налицо профессиональные нарушения, допущенные Михаилом. А такие нарушения в нашей профессии могут быть смертельно опасны.
Выводы
Вот вы, наверное, читаете и думаете: «Чего он крутит? Сам-то как думает?» Потому и кручу, уважаемые читатели, что не знаю даже, что и думать в этой ситуации. И мне совершенно не стыдно в этом признаться. Дело в другом. Люди погибли, а мы с вами с упорством, достойным лучшего применения, пляшем вокруг одного журналиста.
Комментариев нет:
Отправить комментарий